Луганов Андрей. [Вебер-Хирьякова Е.С.] «Новый корабль». Кн. 3 и 4. Париж. 1928 // За свободу! 1928. 23 декабря. № 296 (2628). С. 2–3.

 

 

 

Андрей Луганов

«Новый корабль»

Кн. 3 и 4. Париж. 1928

 

Первое впечатление от книг «Нового корабля» трудное и сложное для выражения словами. Лицо журнала видишь сразу, но с трудом и усилием вчитываешься в черты этого лица, и только после преодоления усилия выражение его начинает казаться исполненным большого внутреннего значения.

Книги 3 и 4 не равноценны: последняя значительнее и больше. В 3-й хорошо то, что хорошо, независимо от того, где бы оно ни было напечатано: стихотворение З. Гиппиус «Вечно-женственное», страницы ее петербургского дневника «Дело Корнилова», «О Гумилеве» Ю Терапиано и статья «Душу потерять» Льва Пущина, в которой чувствуется сила и определенность суждений, отточенность выражения мысли под иным именем знакомого и ценимого автора.

Книга четвертая, только что появившаяся, заставляет остановиться на своем содержании гораздо подробнее. Скажу сначала о бесспорном, сразу и непосредственно воспринимаемом — о стихах. Два стихотворения Георгия Адамовича.

 

За все, за все спасибо; за войну.

За революцию и за изгнанье,

За равнодушно-светлую страну,

Где мы теперь «влачим существование.

 

Это совсем не лермонтовская «благодарность»:

 

За все, за все Тебя благодарю…

 

У Адамовича нет той безгранично дерзкой иронии, безгранично отдаляющей поэта от Бога, к Которому он обращается:

 

Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне

Недолго я еще благодарил.

 

Нет, Адамович знает:

 

И никогда ты не был к Богу ближе,

Чем здесь, устав скучать, устав дышать…

 

Иная, не лермонтовская мука приводит к ничем не объяснимому сознанию своей близости к Богу и к непоколебимой, пережитым оправдываемой вере:

 

…все-таки, не знаю почему,

Но твердо верю, — о, не сомневаюсь! —

Что вечное блаженство я приму

И ни в каких ошибках не раскаюсь.

 

Своеобразна форма двух стихотворений Георгия Иванова, сочетающая подлинный лиризм с краткими скупыми строчками стихов. А о том, что

 

Душа черства и с каждый днем черствей…

 

нельзя не скорбеть:

 

Да, я еще живу, но что мне в том,

Когда я больше не имею власти

Соединить в создании одном

Прекрасного разрозненные части.

 

Три стихотворения Д.С. Мережковского, из тех поэтических произведений, которые, несомненно, «о самом важном», читатель прочел и прочтет на страницах нашей газеты.

Мережковскому же принадлежит самая значительная статья четвертой книги журнала: «Который же из Вас? Иудаизм и христианство».

«Антисемитизм и христианство, — говорит автор, — вечный вопрос, неразрешимый в плоскости, где он почти всегда решается, — национально-политической, разрешимый только в плоскости религиозной, где он и возник». Освещению и разрешению вопроса в плоскости религиозной статья и посвящена.

С наибольшей остротой, с проникновением в тайну иудео-христианской полярности вопрос о борьбе крови семитской и арийской был поставлен Розановым. В борьбе двух кровей, в их «поединке роковом» видит Мережковский исходные судьбы России.

За анонимной подписью «Православный» было написано автору искушающее письмо. Письмо темное, но вызывающее на ясный ответ. Письмо, утверждающее, что «бить своих нельзя», иными словами: свои — только христиане. А пишущий, на Розановский вопрос: «который же из Вас — Иисус или Иагве», отвечает решительно: «Иисус, Иисус уничтожает Иагве». Ведь это значит: «абсолютное христианство есть антисемитизм абсолютный».

Мережковский отвечает: «надо “бить своих”, когда они дураки или умные провокаторы; надо их бить даже на поле сражения, когда они бегут».

«“Который же из Вас?” страшный вопрос, но еще страшнее ответ: “Иисус, а не Иагве”. Это значит: Новым Заветом уничтожается Ветхий — Сын убивает Отца».

«Я давно это понял, продолжает Мережковский, — и давно ответил моим искусителям, левым: друг Израиля не может быть не христианином; и правым: христианин не может быть врагом Израиля. Антисемитизм есть антихристианство абсолютное».

Вопросу еврейства посвящены и статьи З.Н. Гиппиус — «Не нравится — нравится» и В. Злобина — «Спасение от иудеев».

Утверждая, как и Д.С. Мережковский, что еврейскую проблему можно разрешить только в плоскости религиозной, В. Злобин пишет:

«Так же ставил проблему Израиля и его признанный друг В. Соловьев. «Еврейский вопрос, говорит он, есть вопрос христианский». «Христианство и еврейство имеют общую теократическую задачу — создание праведного общества». Интересная статья В. Злобина служит возражением одновременно г. Бенедиктову и проф. Л. Карсавину, и для читателя, с взглядами названных лиц незнакомого, в по необходимости беглой и не полной передаче не может отразить истинную сущность вопроса.

Статья А.М.Д. «Где тихоновская церковь?» говорит о самом страшном, самом метком ударе, нанесенном большевиками. Я не могу и не хочу делать самовольно сокращенные выдержки из этой статьи. С фактическим материалом вопроса читатели «За свободу!» знакомы хорошо. Воспринято было совершенное с русской церковью русскими людьми различно. Но думаю, как и А.М.Д., что «мира» не может быть ни для кого из верующих, как бы он ни решал вопрос об истинной православной церкви.

Напечатаны в этой книге стенографические отчеты IV и V бесед «Зеленой лампы». Тема первой из них: «Русская интеллигенция, как духовный орден». Тема второй: «Есть ли цель у поэзии?» Я не беру на себя пересказывать содержание этих бесед. Но должен сознаться, что как-то мимовольно, несмотря на подлинный интерес того, о чем говорят члены «Зеленой лампы», все время напрашивается вопрос: да где это говорится о цели поэзии? Неужели в Париже в 1928 году, а не в Петербурге в благополучнейшем 1912? И нужно ли это?.. Разве об этом теперь нужно и можно говорить?

И в сомнениях моих я все-таки чувствую: да, об этом, о поэзии, об интеллигенции, о ценностях отвлеченных, как будто ничем не связанных с мучительными злобами и болями эмигрантского дня, нужно говорить. Нужно потому, что самый факт существования людей, об этом думающих, думающих действенно, созидательно, есть уже неоспоримая идеальная и реальная ценность. Пусть беседы «Зеленой лампы» — беседы немногих и для немногих. Высокая творческая мысль, для того чтобы осветить позднее, много позднее тьму сознания многих, должна зародиться в уме избранных. «Зеленая лампа» горит не в подполье, а в башне алхимика. Немногие посвященные собираются в этой башне. Я думаю, прав Д.С. Мережковский, в заключительном слове благодарящий собравшихся:

«Еще раз благодарю аудиторию за внимание. Я надеюсь, что наши усилия будут не бесплодны. Нигде в русской прессе эмигрантской мы не могли бы говорить так, как здесь. Все равнодушны к вопросам и христианства, и поэзии, и литературы, и русской души. Где можно бы о них говорить? В Последних новостях? Что им христианство? Им довольно своего атеизма. Напрасно и касаются они иногда каких-то реформ в церкви. Лучше бы не касались. А в “Возрождении” — так просто бы не поняли, о чем мы говорим. Пожалуй, меня бы сочли первым еретиком, с которым надо больше бороться, чем с Милюковым. Вот какое болото сейчас в эмиграции. Болото духовное, и надо сказать, эта “Зеленая лампа” — это первая кочка, на которую мы взобрались. Будем же твердо на ней стоять. Мы себя заставим слушать, заставим с нами спорить, а этого нам только и нужно».

«Новый корабль» недавно вышел в открытое трудное море читательских восприятий и настроений.

Я верю, он найдет верный для себя, для своих конечных стремлений путь среди мелких и крупных подводных камней, среди темных и шумных человеческих душ.

Плывущие на Корабле верят в свои силы, в свою цель.

Мне хочется еще напомнить читателю, что Корабль — есть один из символов православной церкви.